Для души,беседы

Неделя 7-я по Пасхе, святых отцов I Вселенского Собора

Нынешний воскресный день, братия и сестры, Святая Церковь посвящает памяти святых отцов Первого Вселенского Собора.

Остановись, прохожий

Древние римляне хоронили покойников на обочине дорог. Небольшие каменные обелиски, надпись на которых начиналась со слов, вынесенных в заголовок, привлекали внимание людей и заставляли задуматься о вечном.

Можно ли поминать католиков и протестантов?

В 2013 году на Межсоборное присутствие вынесена тема поминовения инославных. Она имеет множество нюансов: можно ли поминать на проскомидии, на молебнах, келейно, только живых, которые еще могут присоединиться к Церкви, или усопших тоже, как поминать инославных священнослужителей.

История про Надю, у которой есть Вера, но нет любви

Андрей Зайцев о наивных детях и циничных взрослых.

Правда о святителе Николае. Агиографическое расследование

Современному агиографу в его работе необходимо проделать труд детектива, быть скрупулезным текстологом древних рукописей, историком, археологом и даже использовать анатомо-антропологические исследования мощей

Покаяние: дурная бесконечность или творческое озарение?

Наша исповедальная практика сплошь и рядом явно не удовлетворяет потребностям качественного улучшения церковной жизни и внутреннего роста прихожан.

«Если попасть к особо ретивому духовнику, который начнет в… душе многокилометровые дыры бурить, в надежде отыскать чего-нибудь эдакое, то можно целую гору из этих отвалов собрать. Но опытные знают: ничем хорошим такие „глубокие погружения“ в пучины души, как правило, не заканчиваются. Вот и кочует „оптимальный“ список с грехами из одних рук в другие, вполне органично отражая и типичное состояние души, и её стандартные немощи».

Так пишет прот. Павел Великанов в статье «Покаяние нераскаянное». Далее он продолжает:

«Когда я еще был „свежерукоположенным“ священником, то старался убеждать прихожан в крайней важности и необходимости тщательной подготовки к каждой исповеди, проверке совести по исповедным книгам, подробном составлении списка прегрешений с их последующей „сдачей“ батюшке. Пока не столкнулся с совершенно неожиданным открытием: оказывается, в какой-то момент церковной жизни личности это „выворачивание“ души наизнанку становится настолько привычным делом, как для гимнаста — утренний шпагат. Причем настоящий смысл этого открытия души духовнику бесконечно далёк от действительного покаяния, — и слава Богу: вывернули душу, посмотрели, ничего особо нового не появилось, всё нормально, свернули обратно — и отправили к причастию».

Эти слова, как я думаю, рождены сострадательным пастырским опытом, и в очередной раз обозначают серьезную проблему. Не столько решают, сколько, именно, обозначают. Скажу и я то, что думаю, по этому поводу.

Шаблонность и механичность иссушают жизнь. В Церкви же они просто действуют убивающе. Как манекен — не человек, так и механическое соблюдение поведенческих и обрядовых привычек не есть духовная жизнь. Шаблонность, имитирующая жизнь, но жизнью не являющаяся, в отношении исповеди проявляется, в частности, в том, что:

— заученно повторяются покаянные формулировки, без надежды на исправление (дурная бесконечность),

— исповедь превращена в «пропуск» на Причастие,

— непозволительно смешаны исповедь, как таковая, и монашеская практика «откровения помыслов», что превращает священника в «самочинного старца».

Это — на поверхности лежащие вещи. На глубине их еще больше.

«Нет терпения, нет смирения, рассеянно молюсь, не имею любви к ближнему», — это уже не крики души, но словесные штампы, привычно кочующие из бумажки в бумажку, из исповеди в исповедь. Будучи сами по себе весьма серьезными диагнозами внутренней жизни, эти слова, как роса — солнечного тепла, боятся постоянных повторений. Они должны подразумеваться, но не имеют права повторяться раз за разом. Иначе происходит обесценивание смысла.

Вы можете себе представить, что человек однажды скажет: «У меня раньше не было терпения и смирения. Теперь они уже есть. Вот любви пока нет. В этом и исповедуюсь»?

Такие слова невообразимы. Нам всегда будет не хватать терпения, смирения, внимательности, любви… Так зачем же повторять эти самоочевидные вещи раз за разом? Именно дурной бесконечностью, то есть повторением без конца и смысла веет от такого «покаяния».

Человек может сказать: «Я впал в блуд, но мне больно, и я плачу. Я не хочу жить в грехе и имею волю каяться. Не хочу повторять этот грех. Мне очень стыдно». Думаю, это — покаяние, вернее — часть его. Так думать и говорить можно и нужно. Но нельзя сказать: «У меня не было любви и внимания на молитве. Я в этом каюсь. Теперь у меня будет и любовь и внимание». Что-то глупое и больное послышалось бы нам, если бы такие речи прозвучали под епитрахилью. Но именно эти речи подразумеваются, раз мы требуем из раза в раз повторять «формулу отсутствия великих добродетелей».

Человек может годами твердить перед Евангелием, что «не имеет смирения», и параллельно будет ненавидеть невестку, считать себя лучше всех, ждать того дня, когда Америка утонет в океане, а все грешники попадут в горячую смолу. И все это будет жить в человеке одновременно. Неисцеленные струпья будут туго перебинтованы красивыми словами из хороших книжек.

Насколько лучше заниматься собой и знать свои собственные душевные недуги, чтобы называть не то, что у всех вообще есть (например — гордость), а у тебя именно сейчас есть (например — ропот среди усилившихся болезней).

И ведь не скажет человек: «Я гордый», а непременно скажет: «У меня гордыня». Сама речь будет какой-то шаблонной, неживой, как после инструктажа. Холодом веет от таких «кающихся». А другой вздохнет: «Устал я, батюшка. Устал. Но не унываю. Буду держаться», — и тепло тебе будет при этих словах, потому что они простые. А все простое пахнет теплым хлебом.

Священники, подгоняемые жаждой великой духовности, действительно часто требуют от людей какого-то неслыханного покаяния, странно забывая о той разнице, которая пролегает между скитом Антония Великого и жителями «хрущевки» на окраине райцентра. Есть какая-то нетрезвость, какая-то педагогическая бестактность в требовании от простого человека чего-то великого и достойного святцев. Причем — сразу и без подготовки.

То открытие мыслей (откровение помыслов), которое предполагает отслеживание движений души в течение дня, бодрствование над собою, память Божию, и затем принесение себя на суд духовника — вещь редкая даже и в монастырях. Такая практика требует обоюдной зрелости священника и христианина. Более того, от священника она требует великой опытности и чуть ли не святости, а от исповедника — подвижнического устроения души. Это — редко, это не размножишь на ксероксе.

Если священник высокодуховен, а исповедник слаб и слеп, как только что родившийся котенок, то нужны любовь и осторожность со стороны пастыря. Любовь, осторожность и время.

Если мирянин строг к себе, жизнью бит, опытен, начитан и не экзальтирован, а священник слабоват, от мирянина требуется мудрость и понимание — он не у старца в келье, а на коленях перед Евангелием. Покаялся, принял благословение — и слава Богу! Христос жив!

Если оба серьезны и опытны — духовник и исповедник — лишних слов не будет. Будет то, что нужно. Это — тихая радость со слезами на глазах.

А если духовник сырой и исповедник зеленый; если оба нахватались по верхам каких-то цитат и трепещут конца света; если с ними по отдельности говорить трудно и нужно с нуля и с азов начинать, то сколько карикатур может возникнуть на этой почве — подумать страшно.

Человек Евангелие еще не прочел, ему говорят: «Борись со страстями», не поясняя — как. Человек Отче наш только выучил и еще смысла не понял, а ему говорят: «Твори умную молитву».

Одним словом, человек в первый класс пошел, а его спрашивают по программе института, да еще ругаются. Так у нас и в школах учат — повышают планку требований, как будто поставили цель вундеркиндов плодить, а уровень образования все падает и падает.

Вот вам и формула: завышение требований без любви и снисхождения не ведет людей вверх, но калечит их и убивает те остатки живого, которые еще есть.

Люди хотят причащаться и боятся. «Что я на исповеди скажу? Вроде бы грехов особых не было» И начинают выковыривать из себя то, что можно в бумажечку написать: нет любви, нет терпения, осуждаю, объедаюсь. Это не здоровое явление. В нем нет простоты, а есть ложная установка на «оцеживание комаров». Коль скоро вы это заметите, не сомневайтесь — верблюд уже проглочен.

Вместо того, чтобы радоваться, что грехов особых у человека не было, а причаститься он хочет, мы буквально запугиваем людей и требуем, чтобы они все, как один, выдавали «на гора» тонны затаившейся грязи.

Настоящее покаяние — это много слез и мало слов. У нас же привычна обратная ситуация — много слов, а глаза сухие. И действительно глубокое покаяние с внутренней болью, со слезой не может повторяться с той же регулярностью, с какой читаются вечерние молитвы. Это же насколько нужно быть деревянным человеком, чтобы не понимать: глубокое покаяние — редкое чудо и подарок, а не регулярное занятие, как визит к стоматологу.

Надо священнику самому никогда не каяться и не выть о себе самом, как о покойнике, или напрочь забыть об этом ранее бывшем опыте, чтобы шаблонно относиться к людской исповеди, грехам, слезам, открытым тайнам. Священник ведь не только некто, принимающий исповедь. Он ведь и сам — кающийся. И если так, тогда многому можно научиться в режиме сострадания. А если не так, то на эту беду нет лекарства.

Одного композитора как-то награждали коммунистические вожди медалью за успехи в творчестве. Цепляют на грудь железку и спрашивают: «Как долго вы писали вашу последнюю песню?». Композитор отвечает: «По вдохновению, ночью — за четыре часа» «А, так вы можете шесть таких песен за сутки писать, раз одну написали за четыре», — сказал вождь оторопевшему автору. Нам смешно, что такие элементарные вещи, как непрогнозируемость вдохновения, не понятны глупому человеку. Но над кем смеетесь? Над собою смеетесь.

Нужно много лет учиться и потом много лет думать и томиться на медленном творческом огне, чтобы наконец разродиться шедевром. Шедевр будет не написан, а записан за четыре часа. Писаться же он будет годами.

Так же и в покаянии. Нужно много трудиться и мучиться, и переходить постепенно от молока к твердой пище, и страдать, и бороться, чтобы однажды дойти до перемены и изменения. Покаяние — это великое творчество, и столь любезный большевистскому сознанию план, с расписанием требований и регламентацией вздохов, здесь совершенно неуместен.

Источник:

http://www.pravmir.ru/pokayanie-durnaya-beskonechnost-ili-tvorcheskoe-ozarenie/

Слово-серебро, молчание-золото

Гласность считается каким-то благом. На самом деле она может быть благом, но-увы – чаще бывает величайшим злом. И особенно много зала вносит в нашу жизнь гласность в наше время, когда печатью завладели в громадном большинстве люди. Которые еще во времена пророка Исаии отличались искусством зло называть добром, а добро – злом, черное представлять белым и обратно. Они больше всех кричат о свободе гласности и больше всех злоупотребляют этой свободой.

Понятие о гласности, как о каком-то бесспорном благе, проникает даже туда, где ему уже никак не подобало бы быть- в духовную печать. Кому-кому, а уж духовным писателям во всяком случае подобало бы помнить слово Спасителя: «За всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда». Печатное слово- больше, чем проповедь на площади, среди улицы, в миллионной толпе. Прежде чем выйти на такую проповедь, оратор должен заглянуть в свою совесть, проверить себя: составляет ли задуманная им проповедь-его долг пред совестью, пред Богом, или же хочет только использовать свободу слова, предоставленную всякому гражданским законом? Тем паче служитель алтаря Христова должен проверить себя, да не только своею совестью, но и совестью другого, кого он считает стоящим выше себя в духовном отношении, должен ли, обязан ли он выступить со словом обличения в печати? Откуда идет к нему помысл , желания выступления?

Например, в церковной жизни замечается тот или иной недостаток, остановивший на себе внимание мирян. Для них правило проверять свою совесть советом другого- к сожалению, неведомо. Разве из тысячи один вспомнит о нем. Обычно под видом ревности о Церкви, о ее канонах, уставах и дисциплине миряне начинают обсуждать в газетах этот недостаток, обвиняя в нем по обычаю власть церковную. С своей точки зрения, пользуясь в известных пределах свободной печатного слова, они внешне, юридически, правы. По крайней мере, если бы им напомнили вышесказанное правило, они с изумлением посмотрели бы на напоминающего или же прямо сказали бы: «Вот чего вы захотели! А где же свобода слова, свобода совести?»

Не все то золото, что блестит, говорит народная мудрость. Не все то добро, что кажется добром. Не всякую правду можно оглашать, выходя на газетную улицу. Не всякую «правду» обязана выслушивать и обличаемая власть. Вспомним, как относились к «правде», высказываемой сатаною, Сам Христос Спаситель и Его Апостолы. Разве не правду говорили нечистые духи, взывая Господу: «Знаю, Кто Ты- Святый Божий!» Разве лгал дух пытливый в несчастной отроковицы, о которой говорится в Деяниях Апостольских (16,17), когда ее устами взывал во след Апостолов: это – рабы Божии, они возвещают нам путь спасения? Но принял ли во внимание Апостол Христов такое непрошеное свидетельство о его Божественном посланничестве? Напротив, он с негодованием отверг его и заставил молчать злого духа, не допуская даже мысли о том, чтобы использовать такое свидетельство, казавшееся даже благоприятным для него.

Само собою разумеется, речь здесь о тех обличительных выступлениях иереев в печати, в которых звучит голос недовольства, критики, раздражения против власти. Тут нет сомнения, что все таковые выступления – слева и от лукавого. И слушать их не стоит. Должно обращать внимание на самих авторов, на их духовное настроении; надо пожалеть их и позаботиться об их вразумлении и отрезвлении. Ибо что такое их выступления, как не плод некоего опьянения самомнением и немирным чувством к своей власти?…

Есть другого рода выступления, в коих о недостатках церковной и государственной жизни говорится без раздражения, спокойно, даже благожелательно. Но и тут стоит пользоваться своим правом только тогда, когда оно станет долгом. Всякое право налагает обязанности, а таковой и является исполнение долга. Хочется использовать свое право? Спроси свою совесть: требует ли от тебя этого долг? Если – да, то исполни этот долг. Если нет, то вспомни пословицу: слово –серебро, молчание – золото, и посоветуйся с теми, кто опытнее тебя в духовной жизни. Может быть, опытный человек скажет тебе, что использование тобою права наложит на тебя тяжелую обязанность, которой ты не имел в виду принимать на себя. Ныне так много охотников «писать», что не беда, если одним будет меньше. Всякому хочется сказать свое слово «на пользу общую», а нередко выходит одно празднословие из этого. Говоря нередко то, что давно уже сказано, и сказано умнее, дельнее, а пишущий думает, что никто еще не говорил того, что он хочет сказать… Так не лучше ли в самом деле иной раз помолчать?…

Молитва: как молиться, где совершать молитвы

Новая беседа со схиархимандритом Илием (Ноздриным), вышедшая на телеканале «Союз», посвящена молитве.

http://www.pravmir.ru/starec-ilij-molitva-eto-pishha-nashej-dushi/

— Добрый день. Мы продолжаем беседы со схиархимандритом Илием о жизни, о вечности, о душе. Тема сегодняшней беседы – молитва. Что значит для человека молитва?

— Если кратко сказать о молитве, то это беседа человека с Богом. Это возношение ума и сердца к Богу, это пища нашей души. Мы все поддерживаем нашу жизнь, физическую (наше тело, земное существование, продолжение нашей жизни) хлебом и прочим, а жизнь души, ее продолжение – молитвой. Апостолы просили Господа научить их молитве, и Господь дал нам очень простую, но очень содержательную и краткую молитву «Отче наш». Здесь основные моменты нашего отношения к Богу, здесь славословие, благодарение и прошение.

— А почему эту молитву называют образцом молитвы?

— Все наши обычные молитвы, суточные (утренние и вечерние), наши частые молитвы, в основном строятся по образцу молитвы «Отче наш». И наши ежедневные богослужебные молитвы, которые нам предлагает церковный устав, они в основных моментах не выходят за рамки молитвы «Отче наш».

Поэтому молитва – это, прежде всего, наша пища. Человек родился, его покрестили, его должны поддерживать родители, чтобы он мог вырасти физически. Но в то же время  православный человек, христианин, должен вырасти для вечной жизни. И молитва есть основная пища, это то, что создает наше будущее духовное сокровище.

— Батюшка, а о чем можно просить в молитвах?

— Чего мы просим в молитве? Это прощение грехов, прошение наших нужд (хлеб наш насущный), это наше единение с Богом, наше благодарение Господа, славословие. И в молитвах, прежде всего, человек получает благодать Божью, получает укрепление в вере, прощение грехов. Это необходимо так же, как в нашем житейском плане – мы просим хлеб наш насущный. Все необходимо, и житейское, что составляет наше благополучие. Сам Господь сказал: мир вам. Этот мир, как сказано, превыше всякого ума. Главное – чтобы он был для нашей души. Мир, терпение, любовь к Богу. Это укрепление нашей веры, надежды, любви. Это, конечно, через молитву.

Как ребенок воспитывается родителями, питается хлебом и всем необходимым в физическом плане, так человек должен вырастать духовно через, прежде всего, отношение к Богу. Когда родители благочестивые. Верующие, они носят ребенка в храм Божий, причащают его, молятся – воспитывают под покровом Святой Православной Церкви. И, приходя в сознание с возрастом, он впитывает все, что нужно для духовной жизни.

— А от человека что-то требуется сделать для того, чтобы начать молитву? В «Отче наш» он просит от Бога прощения своих грехов, значит, он должен простить и ближнему. Что требуется для того, чтобы молитва была чистой, чтобы она была услышана?

— Человек должен иметь чистую совесть. Поэтому и сказано: «и оставь нам долги наши», то есть грехи наши, все немощи наши. Мы обещаем прощатьближних, которые нам что-то не так сделали, чем мы недовольны. Это на почве смирения, долготерпения, прощения обижающих нас. Сказано: Господь смирился для смерти крестной. Так и у человека должно быть смирение в подражаение Спасителю, Господу. Молитва бывает услышана в нашем смирении, в нашей любви к Господу, в нашем уповании, надежде.

— Батюшка, а влияет ли место, где совершается молитва на ее результат? Где лучше молиться?

— Об этом Господь говорит: хочешь молиться – войди в клеть свою и помолись тайно. И Господь увидит тайное и воздаст тебе явно. Но Господь дальше говорит: где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них. Нигде не скроемся мы от славы Божьей, от премудрости Его, от всевидящего ока Господнего. Господь есть и в пустыне, и в многолюдстве.

Конечно, в храме, где все соединены единой целью, единым желанием молиться, возносить молитву Богу, есть особенное присутствие благодати Божьей, милости Божьей.

— Хотелось бы услышать Ваше пожелание в отношении молитвы, потому что иногда человек надеется только на себя и, может быть, переоценивает свои силы.

— Сказано: мир во зле лежит. И много искушений, соблазнов, тревог. И всем понятно, что человеку приходится много испытать в жизни. И понятно, что человек немощен и слаб, чтобы избежать всего, что может случиться с ним непредвиденного, случайного и опасного. Поэтому мы, как православные, верующие, знаем, что как есть Господь, который нас защитит, что есть святые Ангелы-хранители, покров Царицы Небесной, которая защищала, охраняла наше Отечество от многих грехов наших. И есть святые угодники, и святые Архангелы, Ангелы, святители, святой Николай, святые Апостолы. Они помогают нам, если мы молимся, если верим, и они всегда готовы придти на помощь, помочь нам. Поэтому мы должны постоянно быть в молитве, в прошении, благодарении Господа. И Господь всегда готов помочь нам. Но Господь видит наши желания, наше произволение, наше обращение к Нему. Поэтому вся наша жизнь должна быть тесно связана с молитвой. Господь хочет, прежде всего, спасения нашей души. Молитва спасает нашу душу и помогает нам всегда во всей жизни нашей.

Читайте также:

Старец Илий о семье: «Семья – это избрание двух»

Старец Илий о воле против греха

Старец Илий о греховных состояниях

Старец Илий о грехе

Старец Илий о совести

Cтарец Илий о смысле жизни

Схиархимандрит Илий (Ноздрин): «Господь не ломал волю учеников, и никакой духовник не может»

Чудеса православия. Явления Господа Иисуса Христа и Богородицы.

Явление Господа Иисуса Христа

Явления Господа нашего Иисуса Христа возле Киева в 1926 году есть ничто иное, как предзнаменование Его скорого Второго Славного Пришествия. Того Пришествия, которого так ждали первые христиане и которого, страшно боятся нынешние. Но прежде нам предстоит претерпеть антихриста. Господь многое открыл в своем явлении двум мальчикам. Рассказал о ближайшем будущем, о печати…

+ Чудо, которое было недавно от Божьей Матери для вразумления мусульман
Пресвятая Богородица сотворила необычное чудо воскресения умершего человека на вразумление мусульманам. Начинает мужчина свой рассказ с тех же слов: «Когда я был мусульманином…», тем самым давая понять, что ни он, ни его семья больше не мусульмане.

+ Ангелы забирают душу благочестивой женщины
В последние времена Господь являет нам множество знамений во укрепление. Так, недавно, православные паломники посетили Троице-Сергиеву Лавру и там, они стали свидетелями милости Божией…то им сообщили о том, что недавно умерла одна благочестивая женщина.

+ Рассказы о помощи святителя Николая
Это были тяжелые годы гражданской войны. В.П. — тогда молодая девушка — стояла в саду у своего дома, и в нее целился из ружья мужик. Девушка с трепетом прижала руки к груди и с великой верой и надеждой горячо твердила: — Батюшка, Святитель Христов Николай, помоги, защити. И что же? Крестьянин бросает ружье в сторону и говорит: — Сейчас же уходи куда хочешь и на глаза не попадайся.

+ Дивные чудеса Пресвятой Владычицы Богородицы
На всем протяжении линии фронта, от тихих вод Ионического моря до заснеженных Преспских вершин, солдаты греческой армии были свидетелями следующего необычного явления: по ночам они часто видели высокую стройную женщину с накидкой на голове и на плечах, которая ходила возле окопов.Они сразу узнавали Ее, потому что знали Ее с ранних лет:

Вынос плащаницы
Что такое вынос Плащаницы

Термин «плащаница» появился в русских богослужебных книгах в конце XVI века. Плащаница — это икона, изображающая Спасителя, лежащего во гробе. Обычно это большой плат (кусок ткани), на котором написан или вышит образ положенного во гроб Спасителя. Вынос и погребение Плащаницы — это важная часть богослужения, которое совершается в Великую пятницу Страстной седмицы. Великая пятница — самый скорбный день в церковном календаре для христиан всего мира. В этот день мы вспоминаем Крестные страдания и смерть Иисуса Христа.

Вынос Плащаницы совершается на утрене Великой субботы, то есть днем Страстной пятницы. Примерно в два или три часа дня Плащаницу выносят из алтаря и устанавливают в центре храма — во «гробе» — на возвышении, украшенном цветами и умащенном благовониями в знак скорби о смерти Христа. На середину Плащаницы кладут Евангелие.

Богослужебные особенности выноса Плащаницы

Накануне выноса Плащаницы, на утрене, которая служится вечером Великого четверга, в храмах звучат Двенадцать Евангелий, повествующих о страданиях Христовых.

В Великую пятницу Божественная Литургия не служится: считается, что она уже совершена Христом на Кресте. Вместо Литургии совершаются Царские Часы — в храме перед Крестом читаются псалмы и Евангелия о страстях Христовых.

Утреня Великой Субботы обычно служится в пятницу вечером. Плащанице в этом богослужении отводится роль, которую в других случаях имеет икона праздника.

Утреня начинается, как надгробная служба. Поют погребальные тропари, совершают каждение. После пения 118-ого псалма и прославления Святой Троицы храм освещают, затем провозглашается весть о женах-мироносицах, пришедших ко гробу. Это первая, пока негромкая, потому что Спаситель еще во гробе, — благая весть о Воскресении Христовом.

Во время богослужения верующие совершают крестный ход — обносят Плащаницу вокруг храма и поют «Святый Боже». Крестный ход сопровождается погребальным звоном колоколов.

По окончании чина погребения Плащаницу подносят к царским вратам, а потом возвращают на место посреди храма, чтобы ей могли поклониться все священнослужители и прихожане. Там она находится до позднего вечера Великой субботы.

Только перед пасхальной утреней, во время полунощницы, Плащаницу уносят в алтарь и кладут на престол, где она остается до отдания Пасхи.

Иконография выноса Плащаницы

Плащаница — плат, на котором изображен Спаситель, лежащий во гробе. У этой иконы (Плащаница считается именно иконой) есть традиционная иконография.

В центральной части композиции Плащаницы изображают икону «Положение во Гроб». Полностью или только тело погребенного Христа.

Икона «Положение во Гроб» описывает евангельскую сцену погребения распятого Иисуса Христа. Тело сняли с креста и обвили плащаницей, то есть погребальными пеленами, пропитанными благовониями. Затем Спасителя положили во гроб, высеченный в скале, и привалили ко входу в пещеру большой камень.

Плащаницу выполняют в разных техниках. Чаще всего за основу берется полотно бархата. Например, Плащаницы XV—XVII вв. делались в технике лицевого шитья. В XVIII—XIX вв. мастера сочетали золотное шитье или рельефную аппликацию из тканей с живописью. В технике живописи выполняли лик и тело Христа. Бывали и полностью живописные Плащаницы.

Сейчас нередко в храмах можно увидеть Плащаницы, сделанные типографским способом. Это издержки массового производства — ручная работа стоит дорого.

По периметру Плащаницы обычно вышивается или пишется текст тропаря Великой субботы: «Благообразный Иосиф с древа снем пречистое тело Твое, плащаницею чистою обвив и вонями (вариант: благоуханьми) во гробе нове покрыв, положи».
Традиции выноса Плащаницы

В некоторых храмах после крестного хода несущие Плащаницу священнослужители останавливаются у входа в храм и высоко поднимают Плащаницу. И следующие за ними верующие друг за другом проходят в храм под Плащаницей.На середину плащаницы, вместе с Евангелием, обычно кладут маленький литургический покровец. Иногда покровцом закрывают изображенный на Плащанице лик Христа — в подражание чину священнического погребения, предписывающему закрывать лицо лежащего в гробу священнослужителя воздухом (воздух — большой четырехугольный покров, который символически изображает плащаницу, которой было обвито тело Христа).

хор Серафимо-Дивеевского монастыря

Как нам молиться

Когда убедительны для тебя самого будут молитвенные слова, тогда они будут убедительны и для Бога.
Старайся дойти до младенческой простоты в обращении с людьми и в молитве к Богу. Простота — величайшее благо и достоинство человека. Бог совершенно прост, потому что совершенно духовен, совершенно благ. И твоя душа пусть не двоится на добро и зло.

Ко всякому слову имей такое же уважение, какое имеешь к живому человеку, и твердо веруй, что слово Божие живо и действенно, как живое существо, как Ангел…

Хорошо иногда на молитве сказать несколько слов своих, дышащих горячей верой и любовью ко Господу. Да, не всё чужими словами беседовать с Богом, не всё быть детьми в вере и надежде, а надо показать и свой ум, – сказать от сердца и свое благое слово; к чужим же словам мы как-то привыкаем и хладеем.

Господь Бог так истинен и свят, что и от нас требует подобной Ему святости и истины. Например, на молитве Он явно всегда требует от нас внутренно, чтобы мысль и сердце наше непременно обращались в тех пределах, какие полагают слова или содержание, сущность молитв, чтоб каждое слово было как бы из существа нашего, как бы оно было собственно наше и чтобы никак не уклонялись мысли и сердце наше во время молитвы к посторонним предметам, хотя бы они и были непредосудительные, и даже святые; то есть хочет, чтоб мы были совершенно искренни, просты, истинны.

Когда молишься о чем-либо Господу, или Пресвятой Богородице, или Ангелам и святым — прося их ходатайства о себе или о других людях пред Богом, тогда слова, выражающие твое прошение, твои нужды, почитай за самые вещи, за самое дело, которого ты просишь у Господа, и веруй, что ты уже имеешь верный залог в получении предмета твоих прошений в самых словах, коими означается этот предмет. Например, ты просишь здоровья себе или кому-либо: слово — здоровье — имей за самое дело; веруй, что ты его уже имеешь по милости и всемогуществу Бога, ибо самое слово, название, во мгновение у Господа может быть делом, — и получишь непременно просимое за свою непоколебимую веру.

В каждом слове – Бог — Слово, простое Существо. Как же осторожно надобно выговаривать слова, с каким смирением, осмотрительностью, чтобы не прогневать Бога-Слова со Отцем и Духом?

Искушения Великого поста

Об истинных и ложных, придуманных искушениях, подстерегающих нас в дни Великого Поста — в беседе протоиерея Андрея Лоргуса, ректора Института христианской психологии, которая прошла в культурном центре «Покровские ворота».

Великий Пост — это особый мир, который создавался веками. Создавался не только текстами, правилами, нормами (уставами, канонами), а еще и традицией. Традицией народной, домашней, церковной, приходской, монастырской. Все это в совокупности — мир русского православия, связанный глубочайшим образом с нашей историей, нашей культурой, искусством.

Наша сегодняшняя церковная жизнь является наследницей предыдущих столетий и десятилетий. Важно понимать, что многое в этой традиции соответствует не только изначальному замыслу, духу православия, но и конкретной церковно-исторической и социально-государственной практике. Мы должны осознавать, что являемся наследниками той церковной жизни, которая выстраивалась в недрах Российской империи как монотеистического государства, как монотеистической империи, где император был фактически главою Церкви. Ведь он подписывал каждый указ о назначении или перемещении архиерея, хотя формально их назначал Синод.

Церковное дело было делом государственным. Например, священник свои клировые ведомости подавал в полицейский участок, потому что клировые ведомости были, как сегодня прописка: каждый человек был приписан к определенному приходу и в другой приход ходить не имел права. Великим постом каждый гражданин Российской Империи, являющийся членом Русской Православной Церкви, обязан был говеть. Потом человеку выдавал справку «о говении».

Ему ставилась галочка в списке клировых ведомостей, и далее священник подавал документ в консисторию. Все эти сведения и по сей день составляют для нас бесценный материал по истории жизни наших городов, сел, районов. Скажем, в Москве каждый приход был фиксированным, и благодаря этим документам мы поименно знаем, кто жил в Белом городе, в Китай-городе…

Государственное устройство жизни было сломано в мае 1918-го года, когда декретом Совнаркома все регистрации гражданских состояний были отняты у приходов навсегда и перешли в ведение местных Советов народных депутатов. Позднее появились ЗАГСы. Так, с мая восемнадцатого года Церковь больше не регистрировала ни рождения, ни браки, ни прочие акты гражданского состояния, после того, как на протяжении минимум шестиста лет вела клировые ведомости.

«Я смогу!», или первое искушение

Первое и, может быть, самое тяжелое искушение Великого Поста — гордость. Она раскрывается в двух формах. Первая форма гордости, которая обуревает нас — страстное желание выдержать весь Великий Пост по уставу. Мы говорим себе: «Я смогу! Я приложу все усилия! Я выдержу весь Великий пост так, как это полагается! Где сказано без масла, значит, без масла. Где без еды, значит, без еды. Где до звезды, значит, до звезды. Где сухоядение, значит, сухоядение».

В этой гордости проявляется в значительной степени дух неофитства, дух детства, школярного отношения. Гордость здесь в том, что человек полагается на свои силы. Знаний нет, опыта нет, духовного руководства нет, есть только лишь жаркое стремление выполнить устав.

Такое вот искушение — стремление «исполнить все». Тут возникает вопрос — что значит «все»? Ведь уставы — разные и, не далеко углубившись в историю, можно узнать, что их несколько, и они отличаются друг от друга. Встречающиеся в современных календарях отметки, когда можно есть рыбу, когда масло, когда ничего нельзя — это попытка некоего синтеза.

Итак, тот, кто хочет соблюсти весь устав Великого поста полагается на себя, что проведет весь Великий пост, «как надо».

С другой стороны, эта гордость толкает человека утвердить себя по отношению к другому: «У меня получится лучше, чем у другого. Он не сможет, а я смогу!». То есть — фарисейство: «Я не такой, как он».

Это второе искушение Великого Поста, о котором предупреждает и синаксарь в Постной Триоди, читаемый в Мясопустную неделю. Там — предупреждение перед Великим Постом, чтобы постящийся не осуждал не постящегося.

Искушение сравнения, самоутверждения за счет другого, сродни той же самой гордости, когда человек говорит: «Он не может, а я могу. Он не постится столь строго, а я пощусь».

Отсюда вытекает третье искушение — осуждение другого. Осуждение основано на самоощущении своей постящейся значимости: «Если я пощусь, как полагается по уставу, то правильный православный христианин. А тот, кто отступает от поста — не такой уж правильный».

Почему подобное искушение — осуждение другого, активизируется именно Великим Постом? Потому что именно в это время наиболее четко для всех обозначены границы поведения — пищевого, поведения в смысле развлечений, смотрения телевизора и прочее. И вот эти очевидно обозначившиеся в пост границы можно сравнивать.

Хотя нас предупреждает апостол Павел: «Едущий да не осуждает не едущего…».

Искушение фарисейством

Фарисейство — тоже искушение для личности христианина. В чем заключается фарисейство? Это особая тщательная набожность, которая больше всего проявляется во внешних, формальных признаках. В Евангелии, конечно, фарисей — более широкое понятие, — это представитель религиозности, в которой была и книжная мудрость, и знание закона, и, несомненно, праведная жизнь. Но фарисеи были еще и носителями идеологии, политики, социального статуса…

В наше время фарисей — это тот, кто называет себя «правильный верующий», говорит: «Я не такой, как этот грешник, не умеющий поститься».

Эта фарисейская такая черта — это искушение для всех нас. Великим постом сложно себя не сравнивать с людьми, которые либо вообще не постятся, либо постятся более мягко или более пренебрежительно.

Бабушка с пирогами

Еще одно искушение заключается в том, как мы соотносим правила поста с нашими взаимными отношениями с другими людьми. Характерный пример: человек приезжает к своей бабушке или маме, или в гости к родственникам и они хотят его угостить вкусным блюдом, специально приготовленным для него. Блюдо оказывается скоромным. Что делать? Соблюдать пост или пойти на поводу у родственников, которые ничего про пост не знают, про Церковь не знают и вообще для них пост — это некоторый вид изуверства над собою.

Многие из нас когда-нибудь могли оказаться в такой ситуации.

Возникающий вопрос по-евангельски звучит так: суббота для человека или человек для субботы? В Евангелии-то ответ очевиден, а как на практике эту метафору расшифровать в каждой конкретной ситуации?

Если каждое воскресенье уже не первый год человек приезжает к маме на обед, и мама, зная, что он постится, будет готовить ему пироги с мясом, то если каждый раз ей уступать, поста вообще не будет. Что здесь делать?

А что делать, если вы пришли в гости, а хозяева не знали, что вы поститесь? Иногда нужно сказать: «Спасибо, все очень вкусно, замечательно вы меня накормили, я благодарю вас». А в другой раз: «Извините, у меня пост, я вас предупреждал об этом, поэтому мне будет достаточно чая с хлебом».

Важно, чтобы человек был на первом месте, а не правило.

В другой ситуации, может быть, нужно отказаться от гостеприимства и сказать: «Да, люблю ваши пироги и у вас прекрасное заливное, но сегодня я его не попробую, хотя мне и жаль».

Главное, чтобы без фарисейства. Без того, чтобы наказать своих гостей или хозяев пренебрежением, когда вы хотите соблюсти букву закона, букву поста.

Зависть и психофизиологические процессы

Там, где есть осуждение, есть и зависть — еще одно искушение Великого Поста. Можно завидовать тем, кто может чаще бывать в церкви, строже поститься… Предметов для зависти всегда легко найти, но постом — особенно, если мы хотим преуспеть, какого-то добиться результата. Тогда и появляется искушение — завидовать другому, у кого лучше получается.

Если мы придерживаемся очень строго для себя постового правила, то у нас появляется несколько искушений, которые оказываются психофизиологическим следствием этой строгости.

Напряжение, которое создается в организме и в душе человека в результате строго поста, выливается в два психофизиологических момента. Первый — это раздражение. Второй — уныние.

Раздражение является психофизиологической реакцией на наше внутреннее напряжение. Пост — большое серьезное напряжение.

В норме здоровый молодой мужской организм это раздражение начинает чувствовать к концу первой седмицы, если он, действительно, строго собирается поститься. Поэтому многие священники говорят: «Чего бы не есть постом, главное — не есть друг друга». То есть, раздражение не превращать в агрессию, в ссоры, в перебранки.

Это психофизиологическое искушение очень трудно миновать. Если мы о нем знаем, то мы тогда к нему готовы, а, значит, сможем что-то предпринять.

Важно понимать, что раздражение — это неизбежная реакция. У всех она наступает по-разному — у кого быстрее, у кого слабее, у кого-то только к шестой неделе, а кого то, может быть, раздражение вообще не коснется. Так бывает, но, очень редко.

Поскольку раздражение и раздражительность — грех, то, замечая это в себе, мы унываем.

Уныние — еще одно искушение. Уныние Великим постом — искушение частое, о нем много знали подвижники. Особенно уныние касалось тех подвижников, которые удалялись в уединенные кельи, в скиты, пустыню и проводили пост в одиночестве.

Одиночество, уединение, то есть состояние особой тяжести и напряжения не всем было под силу. Благословение на уединение получали далеко не все.

Уединение нам не грозит, потому что многие из нас живут в семьях, в коллективах, в шумных городах. Но мы знаем, что такое уныние.

Великий пост — это заметное, а у некоторых людей даже очень резкое, ограничение сенсорного опыта, то есть, чувствительности по всем модальностям — зрительной, слуховой, тактильной, вкусовой… Если такое ограничение достаточно резкое, то психика как бы пребывает в вакууме, у нее нет внутренней чувствительности.

Да, душа человека перестраивается и достаточно быстро. «Быстро» — это значит несколько недель. Привычка к посту формируется через две-три недели.

Поначалу — тяжело. Поэтому возникает впечатление пустоты, ощущение тягости времени, внутренней скудости, скуки, скучности. И для многих это становится источником уныния. Каждый из нас когда-нибудь переживал уныние.

Чем мы компенсируем обычно уныние, как чаще всего с ним боремся? Мы его заедаем чем-нибудь, запиваем. Но Великим Постом нельзя. Что делать? Тогда могли бы компенсировать Фейсбук, сериалы, книжка захватывающая. Но это — развлечение, грех, значит, тоже не пойдет.

В самом начале говорилось об искушении «я все могу». А когда появляется уныние, человек начинает чувствовать, что не справляется с задачей. «Раз уныние, значит я — грешник. А ведь другие справляются…», — думает он.

Все и это очень серьезное препятствие на пути работы духовной. Только человек, который знаком с механизмом работы духовной, который понимает в чем внутренне его суть, может справиться с возникающими проблемами. Иными словами — нужен опыт, а опыта-то как раз и нет. Потому что тот, кто опытен, тот никогда не скажет себе в первый день поста: «Я все смогу». Он скажет: «Постараюсь, а там — как получится».

Магизм и самооправдание

Следующее искушение, не менее часто встречающееся, чем остальные — это самооправдание. Когда у человека не получается достичь поставленной задачи, он, испытывая уныние и даже внутреннее унижение, начинает отказываться от всех правил Великого Поста. Уже без всяких причин он нарушает духовную дисциплину, находя себе оправдание.

Внутренняя мифология самооправдания работает очень хорошо и это самооправдание, как раз, может быть, серьезное и умственное, и эмоциональное искушение. Потому, что является самозащитой. Самозащита от покаяния, от смирения.

Самооправдание нам нужно, когда мы встречаемся с человеком, который постится и не отступает от поста или наоборот, когда мы встречаемся с человеком, который спрашивает: «А ты постишься?» И тут же мы начинаем что-то придумывать себе, чтобы выглядеть в своих глазах, в его глазах иначе, чем в реальности.

Самооправдание, оно такое же, как осуждение — там мы осуждаем других, здесь мы избегаем осуждения себя и находим для себя определенные причины.

Есть еще одно искушение — магизм. Магизм Великого Поста похож на всякий магизм, но у него есть особые черты.

Например, недавно я узнал, что одна женщина пострадала, у нее украли сумку со всем содержимым. Там был и мобильный телефон, и компьютер, и документы, и деньги. Очень обидно, неприятно.

Через некоторое время у нее случается еще одно несчастье — при падении муж получил довольно сильные повреждения. Эта женщина говорит мне: «Вот, батюшка, что сказать — Великий пост!».

Что это означает? Где и с какой стати родилась идея, что Великим постом будут обязательно искушения подобного рода?! Где это написано?

Получается, что постом мы оказываемся беззащитными перед злом, но так ли это? Нет! Нет такого церковного учения. Потому что Господь нас никогда не оставляет, всегда удерживает в Своей любви и заботе.

Так что такие искушения Великого Поста — это магическое суеверие, не имеющее отношение к религии. Оно было привнесено в православие и оказалось живучим! Мы верим, что Великим постом будут искушения такого, магического рода. Будто Богу угодно, чтобы люди страдали, кто-то потерял вещи, кто-то упал, кто-то разбился, кто-то в больницу попал. Можно подумать, что Господь, как Духовник, ведет человека к Пасхе через его несчастья, через болезни. Но может ли такое быть? Евангельская ли это вера? Конечно, нет!

Но вот начинается пост, и все друг другу говорят: «Ну, вот, сейчас начнутся искушения Великого Поста, будут происходить разные неприятные случаи». Откуда? Кто их приготовил? Мне бывает, как пастырю, очень трудно убедить людей, что причины своих бед надо искать где-то в другом месте, если вообще надо их искать. Потому что иногда совершающиеся беды не нуждаются ни в каком объяснении. Они нуждаются в том, чтобы мы позаботились о себе и о своих близких.

Это ведь уже настоящее искушение — все объяснить, угадать замысел Божий. Как будто мы знаем судьбы мира, мы знаем свои судьбы, судьбы ближних и пытаемся объяснить друг другу и себе самим, что «со мной это произошло, потому что…».

Если мы сталкиваемся с какими-то необъяснимыми, трудными загадками своей собственной жизни, жизни семьи и родственников, то, может быть, ничего объяснять не надо? Может быть, просто надо принять со смирением то, что выпало на нашу долю и прожить это?!

В любом случае это, конечно, духовная задача.

Не довести себя до больницы

Мы очень зависимы от нашей психофизиологии. Зависимы, но не находимся в ее руках.

Великий Пост, несомненно, оказывает на нас серьезное воздействие. Причем на некоторых людей оказывает воздействие столь сильное, что они практически теряют работоспособность.

Для некоторых людей, имеющих определенного типа заболевания, пост просто невозможен. Люди принимают серьезные лекарства, которые так действуют на метаболизм, и потому они обязаны есть что-то скоромное — курицу, масло сливочное, творог… Значит, люди эти вообще никогда не постятся в полном смысле этого слова, и таких много.

Недавно я встретился с такими случаями, когда люди себя постом довели до обострения заболевания. В одном случае человек попал в больницу, в другом случае — успел вовремя остановиться. И в том, и в другом случае люди принесли покаяние в том, что они взялись поститься, хотя знали прекрасно о том, что будет.

Пост — это не спорт, тут нельзя ставить над собой эксперименты, надо быть очень осторожными. Церкви не нужны инвалиды к Пасхе, ни в прямом соматическом смысле, врачебном, ни в нервно-психическом смыслах. Если человек к концу поста становится не только раздражительным, но агрессивным, начинает грубить и ссорится с каждым — это означает, что пост ему пошел во вред, а не на пользу, что никакой духовной пользы, а наоборот духовной вред.

Надо иметь в виду, что даже если организм готов выдерживать весь Великий Пост, хотя бы в общих чертах, это все равно огромная нагрузка. Перестраивается весь обмен веществ в организме, перестраивается психологический фон, перестраиваются некоторые психологические функции.

Например, при снижении уровня сахара, у нас довольно заметно снижается зрение. Иногда сахар падает настолько, что голова кружится. Но головокружения — не цель Великого поста.

Также надо знать, что при отсутствии белка в организме многие психофизиологические функции перестраиваются так, что начинают вырабатываться другие гормоны и ферменты. Вот этого мы уже заметить не можем. Зато можем испытывать последствия: галлюцинации, ни откуда появляющиеся реакции, чувства. Это иногда могут быть реакции как эйфории, так и агрессии, которые никакого отношения не будут иметь ни к молитве, ни к Таинствам, ни к каким-то собственным духовным размышлениям. Оно будет чисто физиологического характера. Так же могут появляться не только уныние и раздражения, но и чувство отчаяния, вплоть до суицидальных мыслей. Человек, который чересчур строго постится, может даже и не заметить, как появятся эти мысли в голове, и они будут иметь характер, повторяю, чисто психофизиологический.

Надо знать это, иметь в виду, что такое бывает. Тот, кто знает, тот уже вооружен.

Наше тело, наш организм — это очень тонко устроенный хрустальный дворец. Его очень легко разрушить, легко сдвинуть с точки равновесия. Кроме того, Великий Пост — это всегда весна. Наша русская весна — тяжелое испытание для организма. И когда два фактора соединяются, то, значит, на нас возрастает внешняя нагрузка. Мы лишаемся сил, ресурсов, дополнительного отдыха, сна.

Если все это не уравновешивается количеством богослужений, не уравновешивается тем духовным интеллектуальным поиском в текстах и смыслах Великого поста, не уравновешивается достаточно глубоким анализом себя, пережить Великий Пост очень тяжело.

Действительно, такой психофизиологический сдвиг позволяет увидеть многие свои страсти. Когда вода отступает в отлив, обнажается дно, а там лежит всякое. Так и в душе человеческой, когда наступает этот сенсорный голод, тогда там обнажаются очень многие вещи. Постом легко заметить в себе самые разные, даже никогда не замечаемые, негативные явления, страсти, грехи, пороки, привычки, навыки. Если эта сторона поста не уравновешивает ту сторону пищевой недостаточности, то тогда происходит искажение и ощущение пустоты, отсутствие ресурсов, отсутствие сил продолжать и, что самое страшное, утрата смысла зачем все это нужно.

На 4–5 неделе может появиться ощущение не только утраты смысла, но и ощущение того, что это вообще злонамеренный заговор Церкви против несчастного слабого человека. Это не слова, которые сами по себе рождаются, вспомните легенду о Великом Инквизиторе, что говорит Инквизитор Христу? Он говорит: «Вы заставили людей нести такие тяжелые обязанности, которые люди понести не могут!».

Действительно, люди иногда, особенно встречаясь с церковными требованиями и уставами, говорят: «Это невозможно понести! Это какое-то издевательство над людьми! Это для каких-то железобетонных людей все создано!». И на самом деле, если мы попытаемся с точки зрения современной медицины оценить весь устав, который мы читаем в Типиконе Великого Поста, то можем сказать, что это не для современного человека.

К тому же мы страна северная, а постимся строже, чем постятся ныне греки и болгары, например, у них нет такого строгого поста. При том, что у них тепло, больше овощей, и вообще воздух питательный, в отличие от нашего.

Я призываю всех к бережному и заботливому отношению к себе.

Сегодня выполнить уставы великопостные никто не сможет, если не откажется от мира сего, не поселится в монастыре и будет только и делать, что соблюдать устав, ходить на службу. Внутри церковной ограды весь этот устав, в принципе, осилить. При этом, не работая, не выполняя никаких послушаний, которые отрывают человека от службы.

Но большинству из нас, живущих обычной жизнью, имеющих семейные обязанности, рабочие обязанности, выполнить все это так, как написано в Типиконе, не представляется возможным.

Как сказал один священник: «Ваш пост — ваша ответственность». То есть надлежит, на мой взгляд, выбрать каждому для себя ту меру и то качество поста, которое он реально, по опыту своему, по знанию своему, может понести. Для кого-то это будет полный отказ от мяса, масла, сыра, рыбы и всего прочего, а для кого-то — отказ от варенья, от сладостей, потому что для одного мясо важнее, чем все другое и ему отказаться от мяса трудно, а другому мясо — ничто, ему отказаться от сладостей гораздо труднее. А другому не варенье, а какие-нибудь пончики и печенья, а третьему сериалы.

Так вот, мера поста каждого определяется им самим. В той степени, в какой это, действительно, выполнимо. Не с точки зрения вообще физической или моральной, а с точки зрения его рабочего графика, его ответственностей — рабочей, семейной, церковной и так далее. Каждый для себя выбирает меру поста и если он не уверен в том, что так можно поступать, то он с этой продуманной мини-программой идет к священнику, рассказывает, объясняет и говорит: «Благословите».

Очень важно знать богослужения Великого Поста и поставить себе задачу какие-то службы посещать обязательно, какие — желательно посетить, и без каких в этом году придется обойтись.

Это уже будет не отрицательное, а положительное напряжение Великого Поста, напряжение более деятельного участия в богослужениях Церкви. Оно благодатно, потому что наполняет не только мелодикой звучания, не только дает познание устава богослужебного, но еще дает и смыслы. Для этого можно взять и книги, можно скачать какие-то тексты, а можно вообще какие-то записи скачать и слушать, разбираться в сложном великопостном уставе.

Еще можно поставить себе задачу, пусть маленькую, которая относилась бы к тому, что мы сейчас называем благотворительностью. Может быть, это будет посещение бабушек, дальних родственников, близких, может быть, — какая-то милостыня. Иными словами-то, что мы сделаем для ближнего своего. Пусть это будет маленькая задача, но сделанная не удовольствия ради, а Христа ради.

Каждый может выбрать себе Великим постом маленькое аскетическое упражнение, направленное на решение какой-то своей духовной задачи. Это может касаться покаяния, прощения какой-то обиды, задача какого-то самоанализа, попытка посмотреть в глаза какой-то привычке.

Вот так, создав мини-программу себе на Великий пост, умеренную, уравновешенную богослужением и молитвой, связанную с какими-то делами и своим внутренним миром, можно продуктивно пройти Великий Пост.